– Я действительно нервничаю, – говорит он. – Как и все жители Стекляшки в день казни. Это естественно. Неизвестно, кого выберут на этот раз, кто попадет под влияние решающего перста.
– Но ведь тебе нечего бояться, да? – перебиваю его я.
– Нет, а тебе? – перебрасывает он мой вопрос.
Пожимаю плечами и понимаю, что мои глаза устраивают кругосветное путешествие по комнате. Они бегают, выдавая мое волнение. Снова вспоминаю запутавшуюся в лианах птицу, вредного Питера, рассказы Олдоса о другом городе.
– Папа, – мой голос дрожит. – Я видела голубя.
Это совершенно не входило в мои планы. Ощущаю, как лицо искажает гримаса удивления. Я изумляюсь тому, как легко слова-предатели слетают с моих губ. Но отступать поздно. Думаю, что отец должен узнать мою тайну. В конце концов, в этом мире он самый главный для меня и единственный родной человек.
– Голубя? – удивленно повторяет он за мной.
– Да! Белую птицу, которую мы видели в книгах дядюшки Олдоса. Она запуталась в винограднике стены, а потом пошла ко мне в руки.
Сердце замирает в ожидании реакции отца. Он смотрит мне в глаза изучающе, словно пытается увидеть в них что-то еще. В этот момент рядом с нами садится сестренка.
– Мы были у стены вместе с Эль, – говорю я.
Сестра кивает. Тоска в ее взгляде никуда не исчезла.
– Папа, мы говорили с Олдосом, и он рассказал нам невероятную историю, – шепчу я. – О других людях.
Последнюю фразу я произнесла едва слышно. Глаза отца округляются, в них замечаю неподдельный ужас.
– Никогда не говори об этом, – просит он взволнованно.
– Ты что, тоже знаешь? – от изумления моя челюсть отвисает.
Отец закрывает глаза и отрицательно вертит головой. Мы с Эль в недоумении переглядываемся. Что это значит?
– Дети, – говорит он, шумно выдохнув. – Вы не должны были об этом узнать. По крайней мере, не сейчас и не таким образом.
– Что вы имеете в виду? – спрашивает Эль.
– Старому Олдосу не следовало вам рассказывать. Какие тайны он вам открыл?
– Он рассказал о Главном городе и о том, что наши склады с продовольствием в действительности пусты, – произношу я как можно спокойнее. – Он использовал слово «бутафорские». Олдос говорил, что урожай, который мы выращиваем, отправляется другим людям, а нам остаются лишь крохи. Папа, что ты знаешь еще?
Он грустно улыбается.
– Ария, Эль, – говорит он. – Вы взрослые девочки, невероятно, как быстро летит время. Я обещаю, что вы обо всем узнаете, когда придет нужный час. Но пока это все, что я или Олдос можем вам рассказать. Вы должны хранить эту тайну, как самое дорогое сокровище. Ни одна живая душа не должна услышать от вас о других, – папа закашлялся, – о другом городе. Вы обещаете мне хранить молчание?
Мы с сестренкой переглянулись.
– Обещаем, – в один голос отвечаем мы с Эль.
Понимаю, что не стоит докапываться до правды сейчас. Отец категоричен, как и Олдос. Конечно же, они знают намного больше, чем пытаются выдать. Но не хотят рассказывать нам об этом. Решаю, что пока следует отступиться. Но я обязательно вернусь к этому вопросу чуть позже.
– Папа, все будет в порядке? – с надеждой спрашиваю я.
Он подвигается поближе и обнимает нас.
– Обязательно, – шепчет он. – Иначе и быть не может. Что бы ни случилось, помните, что я люблю вас, девочки.
– И мы любим тебя, папа, – Эль впервые называет моего отца папой.
Вижу, как по щекам сестры катятся слезы. После смерти родителей, она перебралась к нам. Мой отец всегда относился к ней, как к родной дочери. Он знал Августа и Марию, многие годы они были добрыми друзьями. В память о них он не мог поступить иначе. Все наши с Эль пожитки всегда делились поровну, все наказания за домашние непослушания мы разделяли на двоих. Папа старательно пытался доказать Эль, что любит ее также, как и меня, чтобы девочка не чувствовала себя чужой. Иногда он специально ругал меня на глазах сестры почти без причины, а ее восхвалял и поощрял. Таким образом давая понять, что мы для него равны. Я понимала это и никогда не обижалась. Вообще-то в нашем доме ссор и споров практически не бывает. Мы живем душа в душу, и если бы не горькое прошлое, мы могли бы назвать себя идеальной семьей.
Отец крепче прижимает нас к себе, и в этот момент мы втроем сливаемся в единое целое. Сидим так некоторое время, пока не слышим стук по стеклу. Из соседней комнаты машет Олдос. Жестом он зовет отца к себе. Он улыбается и даже подмигивает нам. Пытаюсь прочесть в его глазах настроение, но ничего не вижу. Старый сосед улыбается, но его взгляд непроницаем. Да, он умеет вести себя неподозрительно, даже если что-то скрывает. Настоящий партизан.
Папа поднимается со стула, отдает мне распоряжение насчет завтрака и уходит к соседу. Мы с Эль готовим яичницу с тонкими кусочками вареной говядины. Конец месяца, мы можем позволить себе небольшой пир. К тому же наша экономия дает свои результаты. Мы научились довольствоваться малым, и перед выдачей ежемесячных продуктовых талонов у нас остается еще немало провизии. Иногда мы перекидываем ее на следующий месяц, а иногда наедаемся до отвала. В основном именно так и поступают все жители Стекляшки. Надо же иногда хоть как-то себя баловать.
Сегодня днем в городском парке после казни будет большой пикник с пирожками и компотами. Это традиционные угощения на массовых стекляшкинских собраниях. Наверное, на этот раз нас ждут пироги с яблоками. Вчера мы собрали внушительный урожай этих фруктов. Хотя¸ с учетом того, что я знаю теперь о том, что происходит с нашей провизией, я не могу ни в чем быть уверена.
Бутафорские склады. И почему никто об этом не догадывается? Нас контролируют на каждом шагу, как настоящих рабов. Разве что не бьют розгами и не бросают в темницы. Олдос говорил, что в древнем мире бывали наказания и похуже. Да, сегодня для усмирения рабов безвольных придумана ежегодная городская казнь, которая напрочь отбивает все желание перечить. Тем, кто ухаживает за плодовыми деревьями, не позволено знать о том, сколько урожая картофеля нынче собрано с полей. Те, кто выращивают овощи, не подозревают о количестве собранного зерна. Ягодники не знают о достижениях коровников и свинарей, курятники – о выполнении плана пчеловодов и так далее. У рабочих нет четкого представления о том, насколько богат собранный нами урожай. А цифры, приводимые Советом на городских собраниях, являются в высшей степени недостоверными. Теперь я это знаю.
Пока готовим завтрак, город полностью просыпается. Люди суетятся в своих стеклянных квартирах-коробочках, так же, как мы готовят еду, кто-то делает зарядку, некоторые принимают солнечные ванны, стоя у прозрачных стен. Все заняты собой и своими семьями. Сегодняшний выходной переживут не все, и те, кто имеет какие-либо подозрения на свой счет, стараются провести это утро на максимуме.
Яичница готова, чайник кипит и ждет, когда его опустошат. Эль заваривает травяной сбор, а я решаю позвать папу к столу. Он все еще в гостях у Олдоса. Пока я крутилась у плиты, не заметила, как в квартиру соседа пришел его старший сын, Кас. Сейчас они втроем что-то оживленно обсуждают. Судя по лицу Олдоса, он недоволен вестями, которые принес Кас. Он ругает его, но голос дядюшки очень тих, и я никак не могу разобрать его слов. Делаю вид, что даже не замечаю их, а сама все ближе подхожу к стене, разделяющей наши квартиры. Беру в руку тряпку и начинаю вытирать пыль с поверхностей. Занятие это глупое, так как пыли у нас практически не бывает. Но я не обращаю внимания на этот факт и продолжаю свое робкое, но в то же время уверенное движение вперед.
Бросаю взгляд на отца и замираю. Наши глаза встречаются, он выглядит подавлено. По телу пробегает паническая волна. Он что-то говорит Олдосу и Касу, разводит руками, пожимает плечами, затем делает взмах рукой, разрезая воздух надвое, и выходит из квартиры.
– Что-то случилось? – спрашиваю я, когда папа заходит домой.
– Пустяки, – отвечает он, стараясь говорить уверенно, но его голос подрагивает. – Сегодня Кас будет распорядителем на городской казни. Его рукой Совет будет выбирать новых жертв этого года. Для Каса это первый подобный опыт, раньше он работал в отделе организации массовых мероприятий, а сегодня ему поручено быть вершителем судеб. Он очень взволнован.
– Но ведь это не он решает, кому жить, а кому уйти навсегда, – говорит Эль. – На его руках не будет крови.
– Решает Совет, – отвечает отец. – Вернее, все уже давно решено. Но пока о том, кого выберут сегодня, знают всего три человека: глава Совета и два его ближайших помощника. Но у Каса есть некоторые подозрения о том, кого ждет смертельный яд, и он пришел, чтобы поделится с отцом.
Мы с сестрой синхронно поворачиваем головы к стеклянной стене, разделяющей наши с Олдосом квартиры, и смотрим на старика и его сына. Оба они выглядят напряженно и о чем-то спорят.
